Она прикрывала лицо дрожащей, влажной от пота ладонью, и пыталась дышать незаметно. Маленькие ноздри тревожно раздувались и втягивали прилипший к коже запах металлических ручек, за которые она хваталась в поисках нужной двери. Двери в нужную комнату. Перона выдыхала через рот – медленно и напряжённо, как делала вдох. Бледными губами выпускала тёплое облако мятных ароматов зубной пасты. Она боялась, что человек, за которым наблюдали её широко распахнутые глаза, увидит её. Увидит, как робко она заглядывает в его мир через маленькую щель. Одна маленькая щель отделяет её от нужной комнаты. Дверь источала древний, благородный аромат древесины. А по ту сторону начиналась территория строгой умеренности – ею была пропитана каждая линия, каждая вещь, каждая деталь и квадратный метр созданной атмосферы. Как не похожи были сказочная обитель Пероны и эта почти аскетическая спальня, которая, однако же, являлась превосходным образцом хорошего вкуса. Михоук держался в кресле прямо, но что-то в его плечах и положении рук, держащих книгу, говорило о том, что он расслаблен и чувствует себя свободно. Распахнутая на груди рубаха была накрахмалена и отглажена, крест меж оборок отливал тусклым золотом и вполне мог считаться табакеркой для смерти. Перона рассматривала профиль мужчины: высокий лоб, хищную линию носа и спокойную линию рта, обрамлённую приглаженными фиксатуаром усиками и бородкой. Она видела, как Михоук подносит ко рту бокал с вином, делает глоток, второй – кадык на горле двигается, голова слегка запрокидывается назад. А когда пламя в камине, уцепившись за вкусную часть полена, с довольным треском вспыхивало ярче, тусклый свет как-то особенно разливался по смуглой коже, тенями заползал в линии тела мужчины. И у Пероны возникало ощущение чего-то такого… такого, чему у неё не было названия, но отчего внутри всё сжималось. От диафрагмы до паха. В памяти невольно всплывали разные пошлости, которыми Абсалом кормил её в Триллер Барке за ужином. Он говорил что-то про восковые свечи, атмосферу, огонь, первобытные времена, пещеры, шкуры и женщин с мужчинами. Но от Абсалома пахло гнилью и кошачьей мочой - Перона его не любила. Её ноздри и губы задвигались, когда она вспомнила запах Михоука и попыталась мысленно отделить аромат лосьона от более глубоких, терпких и мужественных нот. Так должна была пахнуть эта смуглая шея за белоснежными оборками рубахи. Перона чихнула - быстро, звонко и тут же зажала рот ладонью, испуганно поджимая на ногах замёрзшие пальцы. Михоук повернул голову, и взгляд его зачаровано-диких глаз впился в ей в душу. Не помня себя, но зная, что действовать надо, девушка вошла в комнату и постаралась придать голосу самый капризный тон: - В моей комнате холодно! Каминная труба забилась, и… ты мог бы быть чуточку милым и всё там почистить! И… я буду спать здесь! Она подскочила к постели и нырнула под шерстяное одеяло с тем же чувством облегчения, с каким мышь-полёвка прячется в норку от хищной птицы. Второе, что Перона ощутила после холода наволочек и простыней – слабый запах чужого тела, которым пропитались тонкие белые ткани. Свернувшись в клубочек, девушка подползла к подушке и уткнулась в неё носом - на уголке ещё чувствовался запах порошка, а ближе к центру пахло человеком, который пристально смотрел ей в спину. - Почему бы тебе не выбрать другую комнату или не попросить Зоро… - Он – дурак! – тоном, не терпящим возражений, произнесла Перона, но голос её звучал глухо из-за одеяла, которым она прикрыла лицо. Лицо, наверное, выдало бы её с потрохами. Потому что никакого камина в своей комнате она не растапливала и о состоянии труб подавно не знала. Ей просто хотелось оказаться поближе к этому странному, абсолютно непохожему на всех человеку. Ведь даже Ророноа Зоро при всей запущенности своих мозгов время от времени путался в силках и плясал под её дудку. Михоук - другой. А Перона – принцесса. Она привыкла, что её любят, холят, лелеют. И ей всенепременно, до умопомрачения надо было, чтобы её любил, холил, лелеял не кто-нибудь, а вот этот мужчина. Мысленно она добилась его расположения сто шестьдесят три раза – по одной победе на каждую ночь, которую провела с ним в одном замке. Мысленно она тысячу раз ловко раскалывала его равнодушие и вынуждала признаться в любви. Если бы она хоть на секунду остановилась и подумала: зачем ей такой поклонник, ответом было бы "Не знаю". Девушка смутно представляла, как бы дела шли у них после - и все представления как одно были скучными. Поэтому она мечтала о том, что будет до. В готических романах, которыми Перона зачитывалась в свободное от шитья время, главный герой всегда отличался гордым нравом, безупречными манерами и граничащей с бездушием сдержанностью. Но при этом во второй половине книги обязательно обнажал тонко чувствующую суть и ранимое сердце. Он падал на колени перед девушкой, которая уже успела отчаяться, и признавался ей в любви, которую называл то недостойной, то безответной. Два любящих сердца воссоединялись, и на их хрупкое счастье тут же обрушивалось родовое проклятие. Призраки, оборотни и шизофреники не входили в планы Пероны, но она считала достаточным наказанием присутствие в замке Ророноа Зоро. Ни один полтергейст не испускал столько пошлости и негатива, сколько испускал он, вваливаясь в комнату, где девушка настойчиво подталкивала Михоука к горячему признанию. Впрочем, сейчас в комнате не было никакого Зоро, и Соколиному Глазу ничего не мешало действовать. Но он почему-то продолжал читать и пить вино. Напряжённо вслушиваясь в шелест страниц, Перона ждала, что вот сейчас, с минуты на минуту, чудо произойдёт. Долгожданный звук раздался лишь час спустя – Михоук захлопнул книгу, подбросил в камин дров и подошёл к кровати. Девушка сжалась, когда вторая половина постели осела под его весом. Тихо звякнули застёжки на сапогах, и мужчина, разувшись, лёг. Сердце билось в грудную клетку особенно сильно и громко. Боясь сделать вдох, чтобы не пропустить самое интересное, Перона лежала с распахнутыми глазами и ждала, что будет дальше. Ничего не было. Её взгляд скакал с одного предмета на другой и наконец упал на застеклённую картину – в ней отражалась кровать, и было видно, что Михоук лежит поверх одеяла, сложив руки на животе. "Он что, - обескуражено подумала девушка, - так и будет спать?" В её понимании отходить ко сну надо было под тёплым пуховым одеялом, с милыми мягкими игрушками и с чашкой горячего молока. - Спокойной ночи. Когда Михоук вот так просто произнёс эти слова, девушку захлестнуло горькое разочарование и обида на бесчувственного чурбана, который не желал оценить её стараний. Но в то же время она расслабилась и даже слегка успокоилась, как человек, который миновал волнительной участи и теперь был предоставлен самому себе.
Что разбудило её ночью – доподлинно неизвестно. Камин почти догорел, и очертания предметов едва угадывались в полумраке. Но Пероне совершенно не надо было смотреть, потому что самое удивительно она чувствовала. Она чувствовала приятно-тяжёлую руку, которая лежала поперёк её талии. А по спине чуть слышно скребли накрахмаленные оборки рубахи, и вдоль шеи, касаясь уха, скользило чужое дыхание. Михоук дышал глубоко и размеренно – он крепко спал. Но зато как! Сердце девушки колотилось глухим звоночком, и какая-то незнакомая, простая и нежная радость захлестнула её с головой – так, что вдох сорвался. По сравнению с этой радостью мечты о триумфе и признаниях казались глупыми девчачьими бреднями, полными приторной фальши. Скорее всего, Перона бы так не радовалась, знай она, что заняла именно ту половину кровати, на которой Соколиный Глаз привык спать и на которую стремился вернуться. Но Перона ничего не знала. Она с улыбкой уткнулась носом в подушку и глубоко вдохнула запах другого человека. А минуту спустя уже погрузилась в грёзы, где Михоук спасал её от клана оборотней и возвращал во дворец Гекко Мории. А потом торжественно просил её руки, и Мория благословлял их союз.
Умное и серьёзное выражение лица — это ещё не признак ума! Улыбайтесь чаще, господа(с) // Ленивец чешуйчатый(с)
ававав, какая прелесть! Очень понравилось.
Два любящих сердца воссоединялись, и на их хрупкое счастье тут же обрушивалось родовое проклятие. Призраки, оборотни и шизофреники не входили в планы Пероны, но она считала достаточным наказанием присутствие в замке Ророноа Зоро. Ни один полтергейст не испускал столько пошлости и негатива, сколько испускал он, вваливаясь в комнату, где девушка настойчиво подталкивала Михоука к горячему признанию. Зоро да, он такой) на полтора родовых прокляитя потянет)
Скорее всего, Перона бы так не радовалась, знай она, что заняла именно ту половину кровати, на которой Соколиный Глаз привык спать и на которую стремился вернуться.
-
-
22.09.2012 в 16:38Она прикрывала лицо дрожащей, влажной от пота ладонью, и пыталась дышать незаметно. Маленькие ноздри тревожно раздувались и втягивали прилипший к коже запах металлических ручек, за которые она хваталась в поисках нужной двери.
Двери в нужную комнату.
Перона выдыхала через рот – медленно и напряжённо, как делала вдох. Бледными губами выпускала тёплое облако мятных ароматов зубной пасты. Она боялась, что человек, за которым наблюдали её широко распахнутые глаза, увидит её. Увидит, как робко она заглядывает в его мир через маленькую щель.
Одна маленькая щель отделяет её от нужной комнаты.
Дверь источала древний, благородный аромат древесины. А по ту сторону начиналась территория строгой умеренности – ею была пропитана каждая линия, каждая вещь, каждая деталь и квадратный метр созданной атмосферы. Как не похожи были сказочная обитель Пероны и эта почти аскетическая спальня, которая, однако же, являлась превосходным образцом хорошего вкуса.
Михоук держался в кресле прямо, но что-то в его плечах и положении рук, держащих книгу, говорило о том, что он расслаблен и чувствует себя свободно. Распахнутая на груди рубаха была накрахмалена и отглажена, крест меж оборок отливал тусклым золотом и вполне мог считаться табакеркой для смерти.
Перона рассматривала профиль мужчины: высокий лоб, хищную линию носа и спокойную линию рта, обрамлённую приглаженными фиксатуаром усиками и бородкой. Она видела, как Михоук подносит ко рту бокал с вином, делает глоток, второй – кадык на горле двигается, голова слегка запрокидывается назад.
А когда пламя в камине, уцепившись за вкусную часть полена, с довольным треском вспыхивало ярче, тусклый свет как-то особенно разливался по смуглой коже, тенями заползал в линии тела мужчины. И у Пероны возникало ощущение чего-то такого… такого, чему у неё не было названия, но отчего внутри всё сжималось. От диафрагмы до паха. В памяти невольно всплывали разные пошлости, которыми Абсалом кормил её в Триллер Барке за ужином. Он говорил что-то про восковые свечи, атмосферу, огонь, первобытные времена, пещеры, шкуры и женщин с мужчинами. Но от Абсалома пахло гнилью и кошачьей мочой - Перона его не любила.
Её ноздри и губы задвигались, когда она вспомнила запах Михоука и попыталась мысленно отделить аромат лосьона от более глубоких, терпких и мужественных нот. Так должна была пахнуть эта смуглая шея за белоснежными оборками рубахи.
Перона чихнула - быстро, звонко и тут же зажала рот ладонью, испуганно поджимая на ногах замёрзшие пальцы.
Михоук повернул голову, и взгляд его зачаровано-диких глаз впился в ей в душу. Не помня себя, но зная, что действовать надо, девушка вошла в комнату и постаралась придать голосу самый капризный тон:
- В моей комнате холодно! Каминная труба забилась, и… ты мог бы быть чуточку милым и всё там почистить! И… я буду спать здесь!
Она подскочила к постели и нырнула под шерстяное одеяло с тем же чувством облегчения, с каким мышь-полёвка прячется в норку от хищной птицы.
Второе, что Перона ощутила после холода наволочек и простыней – слабый запах чужого тела, которым пропитались тонкие белые ткани. Свернувшись в клубочек, девушка подползла к подушке и уткнулась в неё носом - на уголке ещё чувствовался запах порошка, а ближе к центру пахло человеком, который пристально смотрел ей в спину.
- Почему бы тебе не выбрать другую комнату или не попросить Зоро…
- Он – дурак! – тоном, не терпящим возражений, произнесла Перона, но голос её звучал глухо из-за одеяла, которым она прикрыла лицо. Лицо, наверное, выдало бы её с потрохами. Потому что никакого камина в своей комнате она не растапливала и о состоянии труб подавно не знала. Ей просто хотелось оказаться поближе к этому странному, абсолютно непохожему на всех человеку. Ведь даже Ророноа Зоро при всей запущенности своих мозгов время от времени путался в силках и плясал под её дудку.
Михоук - другой.
А Перона – принцесса. Она привыкла, что её любят, холят, лелеют.
И ей всенепременно, до умопомрачения надо было, чтобы её любил, холил, лелеял не кто-нибудь, а вот этот мужчина. Мысленно она добилась его расположения сто шестьдесят три раза – по одной победе на каждую ночь, которую провела с ним в одном замке. Мысленно она тысячу раз ловко раскалывала его равнодушие и вынуждала признаться в любви. Если бы она хоть на секунду остановилась и подумала: зачем ей такой поклонник, ответом было бы "Не знаю". Девушка смутно представляла, как бы дела шли у них после - и все представления как одно были скучными. Поэтому она мечтала о том, что будет до.
В готических романах, которыми Перона зачитывалась в свободное от шитья время, главный герой всегда отличался гордым нравом, безупречными манерами и граничащей с бездушием сдержанностью. Но при этом во второй половине книги обязательно обнажал тонко чувствующую суть и ранимое сердце. Он падал на колени перед девушкой, которая уже успела отчаяться, и признавался ей в любви, которую называл то недостойной, то безответной. Два любящих сердца воссоединялись, и на их хрупкое счастье тут же обрушивалось родовое проклятие.
Призраки, оборотни и шизофреники не входили в планы Пероны, но она считала достаточным наказанием присутствие в замке Ророноа Зоро. Ни один полтергейст не испускал столько пошлости и негатива, сколько испускал он, вваливаясь в комнату, где девушка настойчиво подталкивала Михоука к горячему признанию.
Впрочем, сейчас в комнате не было никакого Зоро, и Соколиному Глазу ничего не мешало действовать.
Но он почему-то продолжал читать и пить вино. Напряжённо вслушиваясь в шелест страниц, Перона ждала, что вот сейчас, с минуты на минуту, чудо произойдёт.
Долгожданный звук раздался лишь час спустя – Михоук захлопнул книгу, подбросил в камин дров и подошёл к кровати. Девушка сжалась, когда вторая половина постели осела под его весом. Тихо звякнули застёжки на сапогах, и мужчина, разувшись, лёг.
Сердце билось в грудную клетку особенно сильно и громко. Боясь сделать вдох, чтобы не пропустить самое интересное, Перона лежала с распахнутыми глазами и ждала, что будет дальше.
Ничего не было.
Её взгляд скакал с одного предмета на другой и наконец упал на застеклённую картину – в ней отражалась кровать, и было видно, что Михоук лежит поверх одеяла, сложив руки на животе.
"Он что, - обескуражено подумала девушка, - так и будет спать?" В её понимании отходить ко сну надо было под тёплым пуховым одеялом, с милыми мягкими игрушками и с чашкой горячего молока.
- Спокойной ночи.
Когда Михоук вот так просто произнёс эти слова, девушку захлестнуло горькое разочарование и обида на бесчувственного чурбана, который не желал оценить её стараний. Но в то же время она расслабилась и даже слегка успокоилась, как человек, который миновал волнительной участи и теперь был предоставлен самому себе.
Что разбудило её ночью – доподлинно неизвестно.
Камин почти догорел, и очертания предметов едва угадывались в полумраке. Но Пероне совершенно не надо было смотреть, потому что самое удивительно она чувствовала.
Она чувствовала приятно-тяжёлую руку, которая лежала поперёк её талии. А по спине чуть слышно скребли накрахмаленные оборки рубахи, и вдоль шеи, касаясь уха, скользило чужое дыхание.
Михоук дышал глубоко и размеренно – он крепко спал.
Но зато как!
Сердце девушки колотилось глухим звоночком, и какая-то незнакомая, простая и нежная радость захлестнула её с головой – так, что вдох сорвался. По сравнению с этой радостью мечты о триумфе и признаниях казались глупыми девчачьими бреднями, полными приторной фальши.
Скорее всего, Перона бы так не радовалась, знай она, что заняла именно ту половину кровати, на которой Соколиный Глаз привык спать и на которую стремился вернуться.
Но Перона ничего не знала. Она с улыбкой уткнулась носом в подушку и глубоко вдохнула запах другого человека. А минуту спустя уже погрузилась в грёзы, где Михоук спасал её от клана оборотней и возвращал во дворец Гекко Мории.
А потом торжественно просил её руки, и Мория благословлял их союз.
-
-
22.09.2012 в 17:48Очень понравилось.
Два любящих сердца воссоединялись, и на их хрупкое счастье тут же обрушивалось родовое проклятие.
Призраки, оборотни и шизофреники не входили в планы Пероны, но она считала достаточным наказанием присутствие в замке Ророноа Зоро. Ни один полтергейст не испускал столько пошлости и негатива, сколько испускал он, вваливаясь в комнату, где девушка настойчиво подталкивала Михоука к горячему признанию.
Зоро да, он такой)
Скорее всего, Перона бы так не радовалась, знай она, что заняла именно ту половину кровати, на которой Соколиный Глаз привык спать и на которую стремился вернуться.
К сожалению не з.
-
-
22.09.2012 в 19:03Очень понравилось.
alaknog, спасибо)
а.
-
-
23.09.2012 в 17:13не зак.